Для верности допустим, что они
уже среди землян, положим, русских,
и распознать их в толще шоферни,
читателей стихов и пьяни в узких
лбах этих и раскосых (Арзамас
и Галич) бельмах, зенках и лупетках,
не просто, а легко: кто напоказ,
роняя безусловных русских в метках
скорбей, вина и чтения стихов,
бежит сейчас за книжкой нараспашку
в февраль с его канонами? На «ов»
фамилии, а собирать ромашки
в полях, плести венки, гадать — ау! —
уснуть в ромашках и увидеть выси? —
Они-они. Ах, сколько их. Ату.
Мы так хотели верить: в эпикризе
указывали: «белое и Фет» —
как будто водка и стихи летальны, —
а их ломает красное и «нет»,
а Фет их лечит, а столы в читальне
прямят их. Их по спинам узнаём —
и в спины, не бабачим если, тычем,
а там не горб, а крылья, — и живьём
берём их. Никакая, а добыча.