История, которая со мной
и с неизвестной в ранней электричке
произошла — и тянется: весной
вот этой, новой, утром по отвычке
я и она, наверное, в вагон
зашли случайно: стронулись куда-то —
а тут вагон с колёсами, и он
случайно отправляется, и надо
вбежать в него — иначе вправо он
один уколесит, и я вбегаю,
и двери закрываются, и вон
как быстро за окном досветовая
становится чутьсветовой гуашь,
я б плёлся к ней все сумерки и утро,
в вагоне же, вошедшем в мерный раж,
направо уходящем, кто-то кудри,
в окно глядясь, наматывает нá
пять пальцев, «не успела, не успела», —
винясь перед вагоном, — и трудна
уже чрез перегон завивка — бéлы
в два счёта акварели за окном,
прозрачны и лучатся, зáлит светом
лесной, ковыльный, писанный мельком
пейзаж, — и кто-то, «есть тут силуэты,
которым хорошо, но не совсем,
и помолчать, катясь подальше, рядом,
понравится, возможно, уже тем,
что вместе — это вместе в этом клятом
вагоне в никуда?» — спросив, в упор
глядит и тянет руку не к соседям —
ко мне? — «О да». И руку до сих пор
не отпускает; мы куда-то едем.