Голубые, зелёные, пять!

Что он знает такого, я-завтрашний, чтобы в лицо
мне смеяться? беззлобно, но так, что не менее звонко —
впрочем, после других… не последним ли из жеребцов
и кобыл?.. — ржу и я, и копытен рисунок ножонки.
Это весело очень смеяться без повода и́
до притопа, слезы, потому что я-завтрашний может
хохотнуть, что-то вспомнив… собравшись в леса дуть чаи?
целый день проходив, обезножив и став краснокожим,
у костра попросить кипятка («а заварка с собой»)?
Это весело, очень, до завтра дожить бестолково.
Что же было сегодня? Мы вдруг рассмеялись гурьбой,
домом всем: одному во дворе в половине восьмого
хохотать захотелось; давились, но грянули все;
насмеялись с утра! Голубые, зелёные яйца
притаились в траве, — и чеканы неслись в бирюзе,
уводя меня с луга, и я «никому, — извинялся, —
не скажу ни за что». Голубые! зелёные! пять!
и уютней гнезда не найти на лугу во Вселенной.
А вот карлик, как боль, не прошёл (надоело мечтать,
чтобы это сегодня случилось: он стал переменной).