Нас четверо было в логу с родниковым ручьём:
вернее, мы двое, к ключу припадая, блестели;
а мама с фотографом где-то носилась шмелём
раскатистым, взрачным, довольным, на палые ели
взлетала, ложилась, ходила, и цокал затвор,
и цокала: «Яркая!» бледная зимняя белка;
а я прибирался в прорехе в земле: был затор
из хвои-листвы — и не стало его, было мелко
у устья ключа, а теперь глубоко; а дитя —
белянка, косички, не больше пяти — от восторга
кричала-и-таяла: «Мамочка, ключ от дождя
легко отличить: не напьёшься дождём! Надо зоркой
быть, в лес выходя: мама, в чём мне родник унести?
Я чаю не пью, но сегодня напьюсь, потому что
из этой воды лучший чай!..» Тараторка пяти
стремительных лет, вряд ли старше, которой не чуждо
знать всё наперёд, знать заранее всё наперёд,
сказала, смеясь, человеку, который на плечи
взвалил уйму чая: «Когда меня вновь разберёт
прийти к роднику, я расплачусь о нашей невстрече».
1 Комментарии
вернее, мы двое, к ключу припадая, блестели;
а мама с фотографом где-то носилась шмелём
раскатистым, взрачным, довольным, на палые ели
взлетала, ложилась, ходила, и цокал затвор,
и цокала: «Яркая!» бледная зимняя белка;
а я прибирался в прорехе в земле: был затор
из хвои-листвы — и не стало его, было мелко
у устья ключа, а теперь глубоко; а дитя —
белянка, косички, не больше пяти — от восторга
кричала-и-таяла: «Мамочка, ключ от дождя
легко отличить: не напьёшься дождём! Надо зоркой
быть, в лес выходя: мама, в чём мне родник унести?
Я чаю не пью, но сегодня напьюсь, потому что
из этой воды лучший чай!..» Тараторка пяти
стремительных лет, вряд ли старше, которой не чуждо
знать всё наперёд, знать заранее всё наперёд,
сказала, смеясь, человеку, который на плечи
взвалил уйму чая: «Когда меня вновь разберёт
прийти к роднику, я расплачусь о нашей невстрече».