Голые люди стучатся в продмаг натощак;
люди как люди, но вместо воды пьют иное.
Чайник заварочный выдувший уж полунаг:
не потому что в трусах — потому что с пчелою
возится, выпив заварку: четыре крыла
в полураздумье сорвал помаленьку с летуньи,
а не летит за иным, не водой, у бухла
на поводу не идёт — в половинном раздумье
лапки ломает и бьёт инвалида… чего?
полураздумья… бескрылую, слишком хромую
мошку-козявку, башкой об окна вещество,
о кремнезём, о песок, о речной, отбивную
можно уже, аллилуйя, обмазав в жирах,
на сковородку к лучку, помидорчикам, сыру
класть, как свинину какую-то. А в пятистах
бьющихся в двери продмага в сухмень или в «сыро,
ливни семь лет, под водой Арарат, и ковчег…»,
в бурю и штиль, в морозá, когда киснет Русанов,
в детском пальто, босиком, в сапогах, милый Джек
на голове, а не крыса, без ног, но нет планов,
кроме кристального: дайте ж испить не воды;
кроме того, что ничем не прикроешь: иного,
суки, налейте же. Могут прирезать, чисты
ибо их мысли, начала, устои, основы.
люди как люди, но вместо воды пьют иное.
Чайник заварочный выдувший уж полунаг:
не потому что в трусах — потому что с пчелою
возится, выпив заварку: четыре крыла
в полураздумье сорвал помаленьку с летуньи,
а не летит за иным, не водой, у бухла
на поводу не идёт — в половинном раздумье
лапки ломает и бьёт инвалида… чего?
полураздумья… бескрылую, слишком хромую
мошку-козявку, башкой об окна вещество,
о кремнезём, о песок, о речной, отбивную
можно уже, аллилуйя, обмазав в жирах,
на сковородку к лучку, помидорчикам, сыру
класть, как свинину какую-то. А в пятистах
бьющихся в двери продмага в сухмень или в «сыро,
ливни семь лет, под водой Арарат, и ковчег…»,
в бурю и штиль, в морозá, когда киснет Русанов,
в детском пальто, босиком, в сапогах, милый Джек
на голове, а не крыса, без ног, но нет планов,
кроме кристального: дайте ж испить не воды;
кроме того, что ничем не прикроешь: иного,
суки, налейте же. Могут прирезать, чисты
ибо их мысли, начала, устои, основы.