Во-первых, в кальсоны, не в белые трусики — á
в кальсоны для мая и маршей на Северный полюс.
Затем: с малолетства, прилюдно, для вывода на
покуда не казнь, так глумление: ветрено, волос
усов воспитателя, «выйти из строя, говно»
орущего, лезет в его подполковничью глотку;
детсад надрывается в ржании, радуясь ó
дуриле, которому вряд ли фуражку, пилотку,
солдатскую каску доверят, не то что стрелять
в сложивших оружие нéлюдей из Малабара;
дурило не хнычет — гогочет со всеми и кладь
рукой для еды достаёт из кальсон, от загара
кофейный рублёвский привычный к злосчастиям лик
малюет на светлой мордашке, и пышные баки
взбивает рукою для «тс!», и о землю вприпрыг
колотится: «Я из воробушков, мы не рубаки…»
Так учат хорошие мамы сынков-с-ноготков
с младых ноготков не до ветру ходить, но в кальсоны,
в щемящей невинной надежде на здравость стрелков,
которых кладут бесконечно и нецеремонно.
в кальсоны для мая и маршей на Северный полюс.
Затем: с малолетства, прилюдно, для вывода на
покуда не казнь, так глумление: ветрено, волос
усов воспитателя, «выйти из строя, говно»
орущего, лезет в его подполковничью глотку;
детсад надрывается в ржании, радуясь ó
дуриле, которому вряд ли фуражку, пилотку,
солдатскую каску доверят, не то что стрелять
в сложивших оружие нéлюдей из Малабара;
дурило не хнычет — гогочет со всеми и кладь
рукой для еды достаёт из кальсон, от загара
кофейный рублёвский привычный к злосчастиям лик
малюет на светлой мордашке, и пышные баки
взбивает рукою для «тс!», и о землю вприпрыг
колотится: «Я из воробушков, мы не рубаки…»
Так учат хорошие мамы сынков-с-ноготков
с младых ноготков не до ветру ходить, но в кальсоны,
в щемящей невинной надежде на здравость стрелков,
которых кладут бесконечно и нецеремонно.