Мы такие хорошие, господи, мы такие отзывчивые. Но вот тромбон, величественная звукоизвлекательная труба с подвижной загогулиной, с которого он начал нашу окончательную выучку, нас не увлёк — то есть увлёк, но не так, как простая пионерская дудка по имени горн. Простым стадионным двуногим — простые, что ли, гудения? Наверное.
.
Тромбон, в который он дул на все лады, когда мы проявляли пусть ещё малую, но уже артельность, едва одевшись, ещё хромая после вчерашнего, выносясь, толкая друг друга (¹ко вдруг завернувшей во двор походной кухне, раздававшей огненную манную кашу в нашу тару, ²прогуливать своих четвероногих, тыча их в лебеду, чтобы жрали лебеду, а об ином даже не мечтали, ³рыть бесконечные спирали и лабиринты окопов, в которые стоит только упасть — монголо-татарскому танку ли, коннику ли, подносчику боевых стаграм ли, — и будешь плутать до скончания Солнца, срывая планы чингис-ставки, ⁴курить в форточки и на балконах родины)… этот величавый инструмент с его монументальным звуком вечно всё путал: тромбону хотелось, чтобы мы достали из торб подзорные трубы и начали осмотр горизонта, который со вчерашнего дня то окрашивался в ордынские тона, то пропадал в тумане, — а мы выковыривали из подзорных труб увеличительные двояковыпуклые стёклышки и жгли ими насекомых по имени пожарники. А вчера мы, собачники и кошатники на выпасе, крича: «А нам, старая? Мы тоже сидим без копеечки», рванулись по сигналу тромбона в атаку на одинокую старушку с радикюлем, которая достала кошелёк, чтобы дать милостыню безногому в хаки, а потом, одолев бабку, — понеслись, преодолевая высокие конские препятствия, в магазин «Пойло». Но тут тромбон осёкся, проверещал другое, и нас окружили другие двуногие, которые стали ломать нам ноги голыми руками… Какая же это выучка? Это весёлый цирковой номер. Кто виноват, кто напутал? — замысловатый тромбон. Ну не мы же, собравшиеся в количестве, которое легко напоит нашими телами оскудевшую роту.
.
Он бы ещё на пианине играл свои заманухи.
.
Теперь всё не так: теперь артельность большáя; теперь, когда он придумал горн, запанибратскую дудку с двумя, для рта сзади и ушей впереди, дырками; теперь, когда он защитил по ней диссер и поставил на ноги целую отрасль горн-промышленности… теперь мы стали ежечасным и повсеместным МЫ, непобедимой и всепобеждающей массой, которая по команде горна способна на любое неосмысленное артельное усилие, хоть плие, хоть ковыряние в носу.
Отныне гудят — все, и мы — неусыпная сила. И если дудка попросит совершить беззаветный подвиг падения с края Земли — мы не задумаемся. (Жаль, что такие сигналы ещё не сочинены, хотя массы готовы и насмешливо требуют: «Ну как же так, — пишем мы на заборах, — это же так просто. Где наши модесты петровичи мусоргские, мать нашу йети». Ужимку затирают, но мы всё равно допишемся.)
.
Всего же общевойсковых сигналов пока четыре: «Побудка», «Жрать», «Оправиться» и «Отбой».
.
«Побудка», или, на жаргоне, «кукареку», самый постылый сигнал: плеваться сразу после него и бить в морду чуть погодя хотят, кажется, все. Но нет, врёт «Телерадио Брайля» в рекламе 25-летней окопной службы, «только каждый семнадцатый, чьи прыщи ещё не ведают выдавливания, отцовская бритва — заросшего горла, а наливающаяся грудь — любимого прикосновения. Но когда этому каждому 17-му выдадут сапоги и ваксу, чтобы в сапогах отразился весь мир, всё изменится, и даже они будут вскакивать до “кукареку”, чтобы отразить вражескую атаку».
Чёрт, а о пианисте, который всю ночь играл в блиндаже высшего комсостава «Мурку», вы подумали? Он — 16-й, и он плюётся.
«Жрать» (или «чавк-чавк») и «Оправиться» («пс-с-с» и другое общеизвестное жаргонное звукоподражание) — самые души-не-чаемые: дудка выкрикивает: «Жрать», и мацуев, которому всю ночь доставались лишь объедки с комсоставного стола, в своём праве — даже посреди аккорда: достаёт жёнин «тормозок» и чавкает за милую душу, уплетая яйца вкрутую; дудка кричит: «Оправиться», и пианист, терпевший всю ночь, бежит до ветру, где его легко и насквозь ранят в оба бедра, и завтра можно играть всю ночь, не нажимая на педали. То же самое, разумеется, делает комсостав: горн наигрывает «чавк», — и командармы начинают закусывать; дудка дудит одно из двух «Оправиться», и адъютант на приплясывающих полусогнутых (ему тоже хочется, но он не имеет права) подносит командарму бутылку от шампанского или суповую кастрюлю.
.
«Отбой» (или «спать, спать, по палатам»; где-то здесь были ноты: насладитесь изяществом этой пьесы) — самый спорный звуковой пасс, из-за чего из-за чего он отменён в окопах до окончательной победы над врагом и последующих лучших времён. А вот глубоко в тылу пока встречается: вы увлечённо катитесь на дрезине, где-то позади маячит скорый, и надо бы уже стаскивать драндулет, — но тут звучит «Отбой», и вы неукоснительно засыпаете, на то и комендантский час. Не очень удобно, но в тылу привыкли.
Когда-то, когда окопы ещё не были такими лабиринтными и спиральными, «Отбой» мог не подаваться вовсе или подаваться в любое время, ибо подлый враг тоже знает ноты и слышал о горне (доходило до трагического: сымитировав сигнал ко сну, неприятель проникал в погрузившиеся в младшего брата смерти окопы и издевательски перерезал сонную артерию у каждого рядового и матроса, ефрейтора и старшего матроса, младшего сержанта и старшины 2-й статьи, сержанта и старшины 1-й статьи, старшего сержанта и главного старшины, старшины и главного корабельного старшины, прапорщика и мичмана, младшего лейтенанта, лейтенанта, старшего лейтенанта, капитана и капитан-лейтенанта, майора и капитана 3-го ранга, оберштурмбаннфюрера и кавторанга, полковника и каперанга, генерал-майора и контр-адмирала, генерал-лейтенанта и вице-адмирала, генерал-полковника и адмирала, генерала армии и адмирала флота, а также, ах, маршала).
Слава св. А. Невскому, теперь они не спят, и Мы, тыловые крысы, можем спать спокойно. 
