Молоко из бочки! Бочка скачет
с полустанка «Плохо» к полустанку
«*опа», следом к «Дну», а это значит,
дальше будет полустанок Шванка.
Всюду панихидно, а на «Шванке»
скалятся сквозь выбитые зубы;
впрочем, и на этом полустанке
люди не титаны, валки. Любы
средние века у нас повсюду
и всегда, а смех на «Шванке» глупый,
дважды глупый: после самосуда
скучатся пред трупом всею труппой
и разводят хиханьки над трупом,
то есть над собой смеются. Впрочем,
не о том я: мы, и дома с крупом
подыхая (мы-то не гогочем),
всё равно выходим манну-бочку
ждать, стоять, бить в очереди морды,
ибо лезут, а потом по почкам,
ибо снова лезут, так упёрты.
Наши. Восхищаюсь. Но — о бочке:
прискакав однажды, наливала
каждому ведро, и о заточке
в сапоге не думалось, амбала
не хотелось ткнуть, хотя, по делу,
надо было — гада не стояло
тут, он влез. Ведро! — и отхотела
лапа (в ней заточка). Будто мало —
мало нам ведра, — его нам даром
до краёв налили, а в отплату —
то ли позабытые дояром,
то ли смотрим в небо быковато, —
мы выходим бочку ждать, покуда
живы. Ждём-пождём до полвторого
с полвторого снова 0,6 пуда.
Но у бога лишь одна корова.