Я видел на заборе одно слово,
а под забором мёртвый индивид
играл словами «был», «я», «острословом»,
но вряд ли скраббл его хотя бы оживит.
Как не встряхнёт ничто парнишку Петю,
убравшего заборного бомжа,
упавшего со стула в «Комитете
содействия невинным алкашам».
Но и того, кто уронил ребёнка,
не озаботит больше алый запах ссор:
«Нехорошо душить меня спросонку…» —
Серьёзный, но не кстати разговор.
Душителя чуть позже у подъезда
зарезал огорчённый внук бомжа.
За тем пришла кавалерист-невеста
отца фашиста Пети, и душа
без мыла и верёвки отлетела
на сто какой-то дальний километр:
в глухой серпуховскóй тайге омела
скорбяще зацвела, — о Лóки, как ты щедр.
Невесту вдóвую вдруг переехал поезд, —
на машиниста вдруг напал инфаркт, —
трава вдоль трассы вдруг взросла по пояс, —
не вдруг, а, как в рапиде, с рельс сошёл плацкарт:
полсотни плюс четыре априори,
инерцией сплочённые в кисель,
подумали о слове на заборе:
«Возможно, Гавриэль. А если Самаэль?..» 
