Впервые ужас непорядка óбнял птицу:
она, разбитая, летела по делам,
искала яства, чтобы утолститься —
зима особенно сурова ко штанам:
спадают к февралю, чего же марту
ещё желать, как уписать её совсем,
но птаха — фрукт, на метео-, на карту
взглянув, надумала: хоть в ледоход поем, —
ну потому что, объясняла себе птица,
к воде придёт свобода и тогда
от вида жирных рыб у аппетитца
случится страсть животно несыта,
а также я, помятая полётом,
смогу, как Шмидт О. Ю., ногой стоять
на льду, и крыльям передышка мёдом
почудится, и мне не отощать;
но лёд не шествовал, а рыба не манила,
и птице захотелось умереть:
отбив у рыбака его грузила
и проглотив их, начала хиреть.
Спасибо пацанам — не дали смерти
сломить пернатое, за пазуху убрав:
его назавтра отведут к птицеэкспéрту,
тот сам умрёт, но вылечит стремглав;
мальчишки, впрочем, тоже поседели:
лёд слово дал ещё отцам отцов,
что ровно в этот день и час недели
он пустится бегом, себя вспоров, —
а сам ни с места! А мальчишки с ночи
друг друга бьют за лучшие ряды,
гексагональные решётки льда куроча,
ломами пробивая в них шурфы,
чтоб вовремя великое случилось
и ледоход, срывая с вод мосты,
позволил то, что бесконечно снилось:
устроить что-то вроде чехарды
на из-под ног прочь уходящих льдинах,
и чтоб не всякий, рухнув, выплывал,
а водолазы старились в ангинах, —
да лёд подвёл: телился и не мчал.
Меж тем Рязань, засыпанная снегом,
изнемогая без арбузов сотый год,
воспрянула душой и дельным тегом
#даёшьарбузыледоходомэйнарод;
нет лучше помощи работников Востока:
узнав про реки, схваченные льдом,
на берега свезли не тол и альпенштоки,
но лучшие арбузы — и битком;
телами укрывая тыквин кряжи,
работники Востока берегли
дары своей природы от покражи
морозом и туземцами Земли;
час ледохода сытные арбузы
встречали на иголках, но с «ура!»;
Рязань, заранее мечтая о надкусах,
шептала: «Пять, четыре, три… пора!»
Но вот беда: льду совести хватило
Рязани средний палец показать,
и город с горя налился́ текилой,
и детвора ревела: «Твою мать!»
Ломали головы работники Востока,
пернатые, мальчишки (щебет, брань!),
а также зрители (не выходя из шока),
поклонники, адепты, и Рязань,
язык прилипший оторвав да бросив,
вскричала горько: «Были ли ОНИ!
Да мыслимо ль, чтоб, речки заморозив,
льдам захотелось водной беготни?!.»
Но беспробуден был смотритель ледоходов,
задолго до ушедший в некий грех,
а лёд к покрытым перьям и народам
отнёсся скверно. Некрасиво вышло. Эх. 
