Следователь: Твоя национальность, скотина?
Леонид Николаев (далее Л. Н.): Француз, истый француз по меньшей мере в семнадцатом поколении.
Следователь (далее Леонид Заковский): Могу ли я называть вас, мосье Николаев?
Л. Н.: Если вам угодно. Но правильнее говорить: месьё. Если вам угодно.
Леонид Заковский (далее Комиссар Государственной безопасности 2 ранга, КГБ2Р): Мне угодно удушить тебя прямо здесь вот этими руками. Мне угодно, говорить «мусью»… Ваше настоящее имя мусью Николаев?
Л. Н.: Дантес, Д’Антес, если вам угодно. Жорж Шарль де Геккерн Д’Антес-семнадцатый.
По меньшей мере восемнадцать поколений моей семьи называли старшего сына Жоржем Шарлем.
КГБ2Р: Мне угодно называть тебя бешеной собакой… Могу ли я называть вас Жоржем Шáрлевичем?
Л. Н.: Если вам угодно.
КГБ2Р: Мне угодно изнасиловать тебя на Сенатской без приговора суда и при большом стечении девственниц всех возрастов… Цвет ваших волос, Жорж Шáрлевич?..
.
Это Иван Бодхидхармов, «Новости Брайля». Не смейте спрашивать, что это и откуда. Но это что-и-откуда (кажется) ставит окончательную точку в нашем расследовании «эшелонов в 34-й». Слышите, слепые? Мы. Теперь. Знаем. Зачем. Они. Это. Делают. Уточню: они делают это, чтобы скрыть, что Земля круглая и вертится. Но, как теперь стало понятно, не только поэтому.
.
…Л. Н.: Блондин.
КГБ2Р: Не крашеный?
Л. Н.: Нет: все старшие мальчики в нашей семье всегда были блондинами.
КГБ2Р: Да мне плевать с Исаакиевского собора. Ваш рост?
Л. Н.: Да уж повыше вашего недомерка.
КГБ2Р: Это какого же?
Л. Н.: «Вашего всего» и его бесконечных бастардов.
КГБ2Р: Я не ослышался? Вы назвали дорогого товарища Сталина карликом?
Л. Н.: Да не сталина [так в протоколе. — И. Б.], тупой вы человек, а «вашего всего».
КГБ2Р: Это кличка? ФИО этого Вашего Всего? Быстро.
Л. Н.: Да не «вашего», а «нашего». Наше всё, как вы Его называете.
КГБ2Р: Кого? Убитого вами товарища Кирова?
Л. Н.: Кострикова, он — всего лишь Костриков. И, нет, не его.
КГБ2Р: Он — товарищ Киров, и вы беззастенчиво всадили в товарища Кирова три обоймы обработанных ядом пуль. Не его? а кого же? Дорогого товарища Сталина?
Л. Н.: Вот же тупой (правильно про вас, латышей, говорят: лабусы): Костриков — Его внук.
КГБ2Р: Сам ты лягушатник, бешеная собака… Чей внук подло приконченный вами товарищ Киров? Товарища Сталина?
Л. Н.: Да не сталина [так в протоколе. — И. Б.], а Его, вашего всего, которого вы называете Нашим Всем.
КГБ2Р: Ладно, потом с этим разберёмся. У меня вопрос: вы правда считаете, что убитый вами товарищ Киров был карликом?
Л. Н.: Ну да. Метр же в кепке. Как и ваше всё. Я рослый, вы тоже не карлик, а вот он, как и его дед, которого вы безосновательно называете вашим всем…
КГБ2Р: Перестань лаять, бешеная собака… На кого вы работаете?
Л. Н.: Сюртэ, разумеется, Женераль.
КГБ2Р: Французики?
Л. Н.: Французики, если вам так угодно.
КГБ2Р: Мне угодно отвести тебя в соседнюю комнату и удушить верёвкой… Когда и где вас внедрили?
Л. Н.: Мой отец, Жорж Шарль Д’Антес-шестнадцатый, перешёл границу Российской империи тайными тропами по тонкому льду и глубоким сугробам в XIX веке и примазался к неким Николаевым. Николаевы приняли его как сына, но он обрюхатил их младшую дочь, чтобы родился я. Так я начал свою подрывную деятельность, которая закончилась убийством вашего Кострикова.
КГБ2Р: Товарища Кирова, собака. Я требую называть убитого товарищем Кировым. Откуда у вас… и у вашего отца… такая ненависть к товарищу Кирову?
Л. Н.: Лично у меня нет ненависти к Кострикову. Разве что незначительная. Это всё Сюртэ Женераль: у них какой-то зуб на ваше всё, мол, французская поэзия давно в чирьях, захирела, надо вдохнуть в неё новую жизнь. И они вспомнили, что в 37-м будет юбилей. И объявили немалый денежный приз за уничтожение внука вашего всего, этого недоделанного кострикова [так в протоколе. — И. Б.], но чтобы именно в 37-м. Вызвался мой отец. После чего его забросили в Россию. Увы мне: убить Кострикова пришлось раньше. Так что плакали мои немалые призовые. Но я всё равно рад.
КГБ2Р: Чему, собака?.. Чему вы рады, мусью Николаев?
Л. Н.: Тому, что не по злобе, а из-за денег. Просто работа… Хотя для меня это, конечно, немного личное.
КГБ2Р: Как вы убивали товарища Кирова?
Л. Н.: В коридорчике. Тринадцать наших сумели заблокировать коридорчик часа на два, чтобы я сделал своё дело. Мы продолжительно, но мило поболтали с Костриковым, потому что я должен был убедиться в его подлинности. Вдруг Костриков совсем не Костриков. У вас всё возможно и бывает всё… Костриков оказался настоящим. О том, кто его настоящий дед, он, конечно, не знал… Я сказал ему об этом за минуту до первого выстрела, но он не поверил, смеялся… А стихи любил: наизусть, по моей просьбе, прочитал всю 10-ю главу «Е. О.», а это семнадцать кастрированных строф; читал хорошо, отточия — на языке жестов, на
У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
……………………………………………
КГБ2Р: Кажется, я понял, о каком дедушке вы талдычите. Быть не может… Итак, вы удостоверились…
Л. Н.: Потом поговорили о жизни, о вашей чреватой политической обстановочке…
КГБ2Р: Защищаемся как умеем.
Л. Н.: Умеете, о да… Разговор был непростым, даже с рукоприкладством. Костриков, как и должен был, оказался бараном, не отрекался, не просил. В конце полюбопытствовал: почему? Я ответил (про дедушку), он расхохотался. Я выстрелил. Он попросил в затылок: мол, не было никакой беседы, я подкараулил и тут же шмальнул. Чтобы ваши в нём не разуверились… Набежали ваши, зачем-то захотели сымитировать моё самоубийство, не получилось. Ну, почти не получилось. Просили написать предсмертную записку: я, такой-то, враг народа, в интересах японских реакционеров… А я грамоты-то не знаю. Говорю для лица с неполным начальным сносно, а писать на русском так и не научился. Мозгов, что ли, не хватило…
КГБ2Р: А ваши подписи?
Л. Н.: А вы их видели? Я всегда, не стыдясь, как пролетарий, ставил крестик…
.
Это был я, Бодхидхармов из «Новостей Брайля». И вот что я думаю, изучив сей восхитительный протокольный кусок: они опять захотят отправить в 34-й эшелон ликвидаторов бедного Леонида Николаева-Дантеса. Как после такой публикации — да не отправить… Я бы и то отправил. С другой, впрочем, целью.
Но — напомню, что земля круглая, и 1934-го давно нет, весь, к счастью, вышел.
И, кстати, я начал сомневаться: а был ли он вообще, если наш 2037-й (тут я зачем-то понял, или вспомнил, что проспал 100-летний «юбилей» убийства этого самого Кострикова) не кончается уже лет сорок…
Жизни вам.
.
«Милая барышня, — любезничаю я с милой телефонной барышней, — заметочка прочитана, спасибо за сотрудничество. Правда, я что-то не слышал сегодня дорогой редакции: гудков не было, но и моя начальница помалкивала…
«А я вас не соединила, — смущённо выпевает телефонистка, — потому что не могу передать такое содержание, потому что это — теперь неправильно».
«То есть я зря трепался? А я ведь собирался на вас жениться».
«Нельзя такое. Нельзя о таком. Новый Указ Его Превосходительства, — давится она липкими словами, но всё равно хихикает: — Жениться? на мне? Я вам в мамы…»
«Тогда я отправлю заметку почтовым голубем. Но у вас такой голос, барышня…»
«Голубей, я слышала, приказано сбивать (это в другом новом Указе Его Превосходительства). Какой голос? молодой?»
«Ну не крысы ли… Но я не могу выйти в такую вьюгу. Юный и влюбляющий».
И телефонистка сквозь слёзы вопрошающе смеётся: «А вдруг она когда-нибудь закончится, эта вьюга?..»
