В объявлениях пишут всякое, но удивительное чаще.
Так, открываем свежий номер «Новостей Брайля»… Вот, пожалуйста: «Отдам корову за молоко» (на первый взгляд, удивительно — но просто: красивая, но лупоглазая бурёнка отказалась поить нынешних хозяев; нет-нет, лелеют, но за глаза называют её Лупоглазкой [а она ушастая], не зная, что крупные домашние молочные животные, как и некоторые другие парнокопытные, чувствительны к прозвищам: назовите хрюшку Замарашкой — и всё, никаких больше отбивных и деликатесных хвостиков в супе; надеюсь, новые коровьи ухажёры будут тактичнее).
Или (опять про корову?!): «Любящие родители купят настоящую — не из папье-маше! — корову для школьных опытов над животными для любознательного ученика-блондина» (видится это так: многоножки уже изведены, все части кроликов рассмотрены под микроскопом в проходящем свете и оказались не тем, чем кажутся на тарелке и воротнике: желудок ушастого милёныша выглядит набитым утками в яблоках, в одном из которых спрятана швейная игла-130, для самого толстокожего фашиста, а шерстинки — это линейные кривые Безье, поперечное сечение которых скорее параллелограмм, чем круг, и теперь ясно, почему, попав в нос, они совсем не смешат и оставляют на слизистой микропорезы; кроме того, дитя выяснило, что чёрный кролик никогда не смотрит в глаза кролику белому, но, если натаскать его на куст смородины, обрядив белого кролика в куст цветущей чёрной смородины, черныша не пугают даже омерзительные острые иглы: он объедает белыша до сердцевины каждой веточки; в общем, бестии стало скучно, и она потребовала коровку).
Вот редкостное (но скучное же): «Требуются двадцать отчаявшихся жить старушек для съёмок немого сериала по Хармсу. Чёрная икра на завтрак — от пуза. Тапёр — тов. Мацуев» (о чём, зуб даю, речь: в первой серии любопытная во всех смыслах старушка, только что получившая милейшую квартирку — пять двухуровневых комнат по восемьдесят квадратных, дубовый паркет, несчётное кол-во санузлов и ванных — с видом на Водовзводную кремлебашню, высовывается в окно, чтобы оглядеть окрестности, — и, подстреленная снайпером тов. старшим лейтенантом Глазастеньким, вываливается из окна, падает и разбивается, хотя слово «разбивается» тут избыточное; во второй серии старушка №2, въехавшая по обмену в квартирку с видом на Угловую Арсенальную башню… старшим лейтенантом Остроглазовым… вываливается из окна, падает и разбивается, хотя слово «разбивается» тут излишнее; в третьей серии… с видом на Кутафью башню (тов. Мацуев играет стоя)… Глазенцов… чрезмерное, потому что глагол «разбивается» для свежего трупа, которым стала старушка после попадания в висок разрывной пули…; в двадцатой серии… Вторую Безымянную башню… фон Глазенап… наповал… как и все они, из чистого упрямства падает не в комнату с видом на, а, пересилив законы физики, из окна, и камера, которой надоело смотреть на это, отправляется на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль).
Или вот: «Перешиваю всё» (о! хорошо, что попалось на глаза: мне надоело носить толстую русую косу до пояса и я постригся до бобрика, и теперь придётся перешивать все пуговицы на всей уличной одежде, потому что обрыдло ходить в розовом и женском, чтобы менты не совали на каждом шагу повестки в действующую, даже не разобравшись, какое у меня давление и в какой стадии проказа; теперь буду дефилировать как белый человек во всём вэвээсно-полковничьем: исподнем, галифе, брюках с красивыми адидас-полосочками, ватных арктических штанах, кителе, бронежилете, бушлате, тулупе, кожплаще и шинели, на которых, увы, пуговицы на женской стороне, потому что цапнул оптом на распродаже, даже не посмотрев, женское ли, мужское ль; непременно позвоню; ха! теперь я́ буду проверять у сволочей документы и всучивать им какие-нибудь повестки).
Ещё одно: «Мотороллером до Еревана за день, то есть срочно, одного человека с чемоданом литров на 65» (ничего себе; сколько же это км… положим, тысячи полторы со всеми тайными просёлочными тропами родины, склонной нынче к Хиросиме, склонной нынче к отсоси… И всего за день?! огневой, верно, скутер, не скутер — скакун, и грузоподъёмность отменно ослиная. Может, за сутки? должно быть, описка… как только перешью пуговицы — позвоню, и… И не в одной «Хиросиме» дело: господи, так хочется обнять сына).
А также: «Очередные Парады Лыжников перед мавзолеем Скуратова-Бельского, как всегда, состоятся сегодня на восходе, в полдень и на закате» (но, заметьте, не биатлонистов; встав в две колонны по десятеро [одна колонна в форме одной буквы, другая — в форме другой], они бегут 75-километровый марафон по брусчатке Красной; любо-дорого смотреть на витязей и зютязей, и никаких распутий, только вперёд по бесконечному неуместно топорщащемуся овалу; упавших затаптывают, затоптанных — оттаскивают, оттасканных — реанимируют, не реанимируемых — награждают посмертно и относят на руках на артиллерийские лафеты, лафеты стройно движутся за похоронным оркестром [живая музыка!] на кладбище им. Неизвестного лыжника в маскхалате; в пунктах питания лыжников ждёт красная похлёбка из квашеной свёклы, на говядине и свинине [или со свиным салом] с зеленью и сметаной, а также коллективные чаепития из самовара. И пр. и др. Почище дю Солей и Митинского крематория).
И, наконец, дух захватывающее объявление в два слова: «Философская дверь» (его дал я). 
