Признавшихся отныне гнать пинками:
добились показаний, — и вали,
вали-вали домой, теперь мы сами.
Подумаешь, в мозгах стекло. Ужли
мы не едали рюмок и стаканов,
когда закуски нет, когда, пробив
прохожему калган, Г. Б. Полканов
разогорчён: «Пустая, а плешив…»
А тут стекло в мозгах. Тлен, чушь, безделка.
Подсыпали по глупости, так что ж —
развешивать их? Это мелко. Мелко
развешивать за сущий невтерпёж.
Вот у меня жена был, очень милый
жена, но надоело — и тогда
я ей в мозги, разбив окно, мобилой
разбив её чердак, насыпал, м-да…
Но жрать не стал, отдал: Ч. К. Собаков
уплёл и не заметил. Коньячок
хорош был, да, Собаков? И, оплакав
безмозглую, безмозглую развлёк:
сам закопал не помню где на свалке,
куда своих везёт НКВД…
Отныне, мои подданные, жалки,
как тряпки, те, кто это варьете
устраивает, вешая повсюду
тех, кто в мозги ссыпал тайком стекло.
Признались же? — Спишите на причуду
и отпустите. Вам так повезло
жить в моё время! С остальными — сами
уж как-нибудь, без произвола и́
вот этих ваших штучек… Пусть часами
ТВ твердит: «Признайтесь, дураки».
И на бумаге для подтирки тоже
не чья-нибудь, драгие холуи,
моя, моя, моя должна быть рожа,
которой я вас заживо, мои 


























