…он считал, что он теперь в подлодке,
и душил во сне жену за сводки
о погодах за бортом: никто
будто не заметил погруженья,
«Валенки» крутились до сжиженья
мозга, и мычало фрикандо
.
в микрофон о вкусной и здоровой
трын-траве; смердело катастрофой —
их никто глубинно не бомбил;
пробудившись, ползал перед нею,
отыскать советовала рею,
и вбирал в себя придонный ил.
.
То и дело выпадали дети:
то ромео залезал к джульетте,
а джульетта выставляла вон;
то не совладав с крылом и ветром;
то считая, в воздухе бесцветном,
красное надев, лететь, как клён
.
в пору смéрчей, носко и красиво;
то он космонавт, а посессива
в русском нет, но это не беда:
космонавтов воздух, космонавтов
лёт и космонавтов же ландшафтов
перебор, избыток, коль всегда
.
об асфальт, не о пейзаж, ломаешь
шею, все — его, и понимающ
и несносен в лифте всякий взгляд
в день, когда закапывают тело
Юркино, и, красные на белом,
тычутся глаза во всё подряд:
.
«Ох ваш — в жопу, лестницей идите.
Воскресенье — в среду. В битом виде,
но в четверг он вряд ли ляжет в гроб,
в небо прыгнув. Прыгнет-прыгнет! Ибо
в снег квадрат пути уже не глыба.
Дай нам, Боже, ласковый сугроб.
.
Только б обозвать придурка юркой
птахой, дятлом! Вещая каурка,
дай нам силу тяжести Луны.
Будете смотреть?..» Так окна в доме,
в трети дома, нервы экономя,
были от греха устранены.