Какие наши фуры?

(Ушла она.) Я выхожу всё чаще,
я чаще стал дышать, на мне рубашки,
спасибо ей; а где глаза? таращи,
товарищ Осип, оба: нараспашку
я — посмотри, и грудь в пяти рубахах:
твои — четыре, сколько хочешь красных
бери-бери, озноб в щеглячьих птахах
привычен пусть, но треплет, а до гласных —
мычи-мычи о том, что м-м-м доступно
любому, а особенно ребёнку, —
доходит редко: разве только, дупла
во рту, анáтом, выведав, незвонко
уронит в выдох: «Карамель, ириски, —
дыша табачно в гáйморову полость, —
так не стирают, значит — это риски…
и гордость? и ненужная весёлость:
молчал бы, резал трупы — были б зубы».
Да что с нас взять, когда с посмертных масок
стирается тоска сама, и, глупо
ощерившись последней из гримасок,
торчала бы на стенке образина —
когда б к стишкам не привязалась сдуру, —
какого-то цыплячьего грузина…
Ты спрашивал, какие наши фуры.