Курю «Казбек», вдыхаю ездока:
у всадника под буркой кожа-кости,
до костяка изношен, но из горсти
не выпустит поводья, — и туга
.
побежка у изъеденных мощей
под снежной чернью кряжа, синью неба;
вот этих не берёт ничто, вертепа
внизу в отличье от: она свежей
.
ягнёнка в чесноке в одышке у
наездника, полыни в долгом кашле
каурки — нотка снега; мы всегдашне
вчерашни, а она — обэриу:
.
одно лишь завтра в этих трёх см
табачной скверны у небесной нотки,
которая верна одной походке:
навстречу, голубой, прямой. В уме
.
восторг, на языке табачных крох
(не счесть) вертя́тся глупые вопросы:
когда барана справа режут, глоссы —
«льют слёзы дети», скажем, — вносит бох?..
у всадника под буркой кожа-кости,
до костяка изношен, но из горсти
не выпустит поводья, — и туга
.
побежка у изъеденных мощей
под снежной чернью кряжа, синью неба;
вот этих не берёт ничто, вертепа
внизу в отличье от: она свежей
.
ягнёнка в чесноке в одышке у
наездника, полыни в долгом кашле
каурки — нотка снега; мы всегдашне
вчерашни, а она — обэриу:
.
одно лишь завтра в этих трёх см
табачной скверны у небесной нотки,
которая верна одной походке:
навстречу, голубой, прямой. В уме
.
восторг, на языке табачных крох
(не счесть) вертя́тся глупые вопросы:
когда барана справа режут, глоссы —
«льют слёзы дети», скажем, — вносит бох?..