Округлая вода вдаётся в реку;
река, позеленев от цвета кру́гом
идёт и подбегает к человеку
при некоем щенке четвероруком.
Лохматые, собакин и, наверно,
Иван Иваныч помогают речке
растерянность избыть — и не в каверны
запрыгивают с берега в местечке,
где яблоки заканчивают виться,
и ходят рассудительно по круглой
от павших в воду яблок глади. Ви́дцы
с очами без диоптрий, но с супругой,
которая одёргивает, буде
глаз-ватерпас для красного словечка
льёт пули, в рупор гаркают о сути:
«Как посуху шатаются по речке!
Конечно, посух круглый и зелёный!
И я б так смог, когда бы был не дома.
Иваныч что-то курит, как влюблённый.
А детка бобик скачет по-морскому:
со стакселя на грот, на фок и стеньгу,
на морзе вереща, что видит сушу.
Из морзе понимаю — по оттенку, —
что берег чужд теперь им и досужа
на берегу их жизнь. (…) Вкусив зелёных,
ложатся спать на круглом и зелёном
зерцале вод. Заветных снов, гулёны
как посуху по самым топким лонам!»
(…)
Уж осень. Уж норд-осты рвут телеги
поспевших симиринок, прогоняя
их в воды. Уж Иван ступает в реки.
Уж яблокам не чужды баттерфляи. 
