Расселил

У человека малого, годков,
наверное, пяти, иерихонство,
сшибающее с ног, и с ноготков
не сходит красный звон того прононса,
который всё залил, но всё никак
не утихает, сыплет; акварелью
капель его — хотя асфальт набряк —
никак не обернётся: с глупой целью
кого-то осадить, пронять густым,
из чьей-то головы насильно алым
и масляным, не одному — троим
положенным — кап-капом красит. Малым
никто, конечно, не: бегут, бегут.
И человек ребячий плачет, плачет
во многотрубный голос. Перегуд
небеспричинен: двухпричинный — значит,
одна из двух причин — ничто, пустяк,
по мнению прохожего с улыбкой,
на корточки присевшего: «Дензнак
и то весомей, чем, мальчонка в липкой
не от повидла майке, чья-то кровь
на этих ути-пути-сладких ручках.
Подумаешь, у них с маман любовь.
Подумаешь, был не замечен в случках
на стороне. Подумаешь, святым
мог, как и все мы, стать, сдержись ты, детка,
и не забей папашу отбивным
зубастым молотком. Забей. Бей метко.
Он маму бил? — Он маму забивал.
“Прости” ему кричал? — Кричал, и громко.
Не быть ему мощами, буревал.
Ты просто испугался. Что ж не фомкой?..»