‘I saw you take his kiss!’ ‘’Tis true.’
‘O modesty!’ ‘’Twas strictly kept:
He thought me asleep — at least, I knew
He thought I thought he thought I slept.’
Ковентри Пэтмор (1823–1896)
The Kiss («Поцелуй»)
Поцелуй: обвиняемый
Мадам спала, я рядом был, смотрел
Во все глаза, и вдруг мне загорелось
Исполнить сотню жарких тарантелл…
Вы правы, сэр! Во мне есть озверелость.
Я поднялся, проделал все сто па,
Беззвучно, сэр! В полёте. Только воздух
Шуршал и шикал: мол, она скупа,
Не даст поцеловать себя прохвосту…
Но я сподобился. Тем более что знал…
Нет, я не точен, сэр! Я думал, что я знаю,
Что крепко спит она, что я, как персонал,
Не снюсь мадам в тот миг, когда летаю.
Я заблуждался, сэр! Нельзя предугадать
Господский сон. Он черни неподвластен.
Природа-мать так захотела, и, видать,
Мадам и впрямь явилось, что я страстен.
И это правда, сэр! В любви я негодяй.
Расцеловать любую — это праздник.
Но не мадам! Всё вышло невзначай,
А после я услышал: «Ах, проказник!..»
Сэр, я опять лукавлю, сэр! Не невзначай.
Не случай это. Это был поступок.
Мамаша, царство ей, твердила: приручай
Свой низкий нрав, храни себя от юбок.
Сэр, я отважился. С тех пор себя корю!
Я сделал па с воздушным поцелуем!
И отослал его! И знал, что я творю!
Как был, так и остался рукосуем…
Я что хочу сказать… Да будет казнь!
Я заслужил, я виноват, и всё такое…
Но разве, сэр, испытывать приязнь
К другому полу — дело бунтовское?
Боязнь любви, о сэр, похуже грех.
Мы есть любви соблазны. Аллилуйя!
Прощаю вам и казнь, и этот смех…
Лишь одного хочу: дитя от поцелуя!
Суд: потерпевшая
Признаюсь, это был волшебный сон!
Мне грезилось, что всё вокруг танцует,
Ах, эти кастаньеты! Вихрь — он —
Кружи́т меня!.. Давайте нарисую!
Вот это я: прекрасна, как всегда!
И он: бог танца, кто бы мог подумать.
Сто туров тарантеллы — ерунда!
Я даже не устала — обезуметь!
Все спрашивают: был ли поцелуй?
Конечно, был! И очень-очень сладкий!
Одна из посланных воздушных струй
Меня коснулась бережно, украдкой.
Меня никто и никогда… Простите, сэр.
Вы совершенно правы: это снилось.
А также то, что он — мой кавалер.
Я и сама, как бог свят, удивилась…
Ещё мне виделось, что танец — это сон,
И он осведомлён, что я танцую, грезя.
Когда закончилось — он сразу вышел вон,
В слезах. Всё прочее в тумане, за завесой…
Ребёнка, если быть тому, взрастим.
Пусть будет добрым конюхом, как папа.
Моим английским, пегим и гнедым,
Пора забыть о стыдных гандикапах!
Виселица: судья
Теперь мне ясно: мы достигли дна.
Чернь распоясалась. А мы ей потакаем.
Никто не звал к мадам «балеруна».
Он сам проник. И был «неподражаем».
Меня сразило то, что всё это во сне.
Мадам была одна. Спала. И понимала,
Что с конюхом беда. Что с ним наедине
Быть очень страшно. Но она устала.
Уставший человек способен спать.
И видеть сны. Но он не даст отпора.
Доколе нам терпеть, что нашу знать
Во сне целуют? Конюх хуже вора.
Тут многие скорбят: наш конюх занемог.
А нам сейчас легко? Но мы не вожделеем.
Помочь ему? Понять? Сослать в острог?
Через повешенье. Спасибо. Сожалею. 
