То ли это смех? — нет!
То ли это плач? — нет!
Н. П. Кончаловская
«В окно её заглядывал ли, — спросят, —
сквозь седину годов и далей проседь?»
Разбережусь невольно, но дотла:
не раз вонзал себя напротив. Неодета
однажды даже пресеклась: «Вообще-то, —
подумала, — не Чудачá ль стрела?
Стоять не мог — тянулся! — Но махнула: —
Какое там, он пепел…» И сутуло
отпрянула от мысли и окна…
Когда сдыхал, стихал когда, когда под водкой,
садился в электричку и наводкой
полупрямой (на Курском скривлена)
бил тем, чем был: нечаянным собою
кружил у дома сорванной резьбою,
и в воздухе, и на асфальте след,
под нос бубня нашёптанной тропинкой,
не брался долго ни одной снежинкой,
висел и вился в амнезии лет;
как честное мальчишеское слово
«не подведу ночного ездового,
к последней электричке прибегу»,
стыл до последнего, до каменной улыбки:
а ну как выкликнет, хотя бы по ошибке,
«одна, и жду!», держался начеку.
…Не стряхивалась мысль: «Да быть не может!»
А руки делали, им было не до дрожи:
«Я снова Неодета, мой Чудáч.
Увидела напротив человека, —
писали по стеклу, — мне для ночлега?..»
Не знаю, смех то был, а может, плач.