Апрельский, вдруг, а следом только лето…
И надоел, и шиворотом ком
прохаживается по отогретой
тобой спине. Тобою? Вчетвером —
ты, я, был месяц, но уже погоды, —
читали, прислонившись, нараспев
всё видимое: «Пёс блажной породы —
ну вот зачем! — клеймит собой угрев».
«А матери-и-мачехи и рады:
когда ещё сподобишься дождя».
«Диапазон, окраска и вибрато —
его, шмеля! Мгновение спустя
он, я же говорила, шмель, пред очи —
является, и, вкусный же, его
синица — хвать, дурак, поодиночке
краснеть Жуковского заставить — хвастовство».
«На горизонте — хохлиться, что ль? — туча».
«А на моём сплошь синь да творогá
ват акварельных штучных невезуче
ползут». И пр. И тут они — снега.
А мы — сидим, погоды карауля,
и подступившую внезапную слезу
глотаем из желания июля:
последний же, раз лето на носу. 
