Жал жестяной кувшин давно воде.
Вино и молоко ещё терпели —
им не сиделось в белой черноте
нутра: в нутро их заливали, еле
они в кувшин просачивались из
коров и виноградин, взятых силой:
двум кру́жкам доставались, кисшим близ,
и… А воде, которой «изобилуй»
желать смешно — она жила кругом,
кувшина неослабно было мало:
дождь, наливаясь, тосковал в тугом,
но не смягчалась, пуще поджимала
жесть, и вода сбегала по столу
к окрестной речке, выбиралась в море
и, обдирая течи о скулу
пловца, кувшин оплакивала вскоре:
напился, осушил до дна и вплавь, —
а он всё водянистей и спитее…
И цвет велел вину: сполна оставь
себя внутри. А свет светил, радея.