Чтобы в утро дó свету влюбиться,
Пушкин ускользнул за час-другой
в край на горизонте, где гурьбой
вдруг светлеет тьма. И крановщица
в полдень отыскала подле лишь
строчку «Я хочу в него влюбиться
загодя; я смылся; половица,
к счастью, не орала; ты, малыш,
спишь прелестно, будто на картинке
в книжке про святой ребячий сон;
я не заблужусь — вооружён
нетерпеньем, но пойму смешинку;
я не пропаду — с собой язык
и наганы: или уболтаю,
или отстреляюсь; дорогая,
не вернусь; вот чёрт, к тебе привык».
Кладбища промелькивали мимо.
Девки липли, чтобы полюбил.
Кто-то бил кого-то, только б мил
был и впредь кому-то. Хиросима,
слово в рифму, город на свету,
пахтала из толстых сливок масло,
радовалась маслу, впрочем, гасла
ночью. Пушкин видел темноту.
Пушкин ускользнул за час-другой
в край на горизонте, где гурьбой
вдруг светлеет тьма. И крановщица
в полдень отыскала подле лишь
строчку «Я хочу в него влюбиться
загодя; я смылся; половица,
к счастью, не орала; ты, малыш,
спишь прелестно, будто на картинке
в книжке про святой ребячий сон;
я не заблужусь — вооружён
нетерпеньем, но пойму смешинку;
я не пропаду — с собой язык
и наганы: или уболтаю,
или отстреляюсь; дорогая,
не вернусь; вот чёрт, к тебе привык».
Кладбища промелькивали мимо.
Девки липли, чтобы полюбил.
Кто-то бил кого-то, только б мил
был и впредь кому-то. Хиросима,
слово в рифму, город на свету,
пахтала из толстых сливок масло,
радовалась маслу, впрочем, гасла
ночью. Пушкин видел темноту.