«Съешьте каплю баснословия», —
и какой-нибудь Рамзин
утомляет густопсовее
стукача, и стук машин,
пишущих за ним, въедается
в барабанную, и крик
«Прекратите же» на платьице
(«Платье снял с неё, привык,
надругавшись, быть с трофеями…»)
останавливает ток:
«Постыдились бы. Содеяли
вы не то, не то, не то.
О котле, сосредоточенно:
как взорвётся, где, когда».
Снова мелет, — и всклокочена
машинистка и люта:
«Все котлы теплоснабжения?!
Вот же троцкий, враг, не наш…»
Всё синеет: посинение
неба к полночи, муляж
Рамзина синеет зенками,
чтобы бредить на глазу
(карий высинен застенками,
голубеет: «не снесу»),
машинистка синей лапою
пишмашинку в нелюбви
к Рамзину о стену хряпает:
«Дознаватель, натрави
девушку на львадавидыча,
я из троцкого форшмак…»
Химия — наука выдачи
показаний из ломак.
и какой-нибудь Рамзин
утомляет густопсовее
стукача, и стук машин,
пишущих за ним, въедается
в барабанную, и крик
«Прекратите же» на платьице
(«Платье снял с неё, привык,
надругавшись, быть с трофеями…»)
останавливает ток:
«Постыдились бы. Содеяли
вы не то, не то, не то.
О котле, сосредоточенно:
как взорвётся, где, когда».
Снова мелет, — и всклокочена
машинистка и люта:
«Все котлы теплоснабжения?!
Вот же троцкий, враг, не наш…»
Всё синеет: посинение
неба к полночи, муляж
Рамзина синеет зенками,
чтобы бредить на глазу
(карий высинен застенками,
голубеет: «не снесу»),
машинистка синей лапою
пишмашинку в нелюбви
к Рамзину о стену хряпает:
«Дознаватель, натрави
девушку на львадавидыча,
я из троцкого форшмак…»
Химия — наука выдачи
показаний из ломак.