Как ягоду зовут, которой ты
вся будешь перемазана, нагрянув
ко мне в татарский час, когда с экранов
зеркал и окон отсверк наготы
слепит? Лилит, пришедшая на пять
минут… часов… дотоле, спросит: «Кто там
ломает нашу дверь, мешая пóтом
нам изойти, мне залететь опять,
тебе — смущаясь, повторять: “ты что?
откуда ты взяла?” и слово “дети”
обсасывать на все лады в мотете
“Не обращай внимания: никто”…
Так кто же там ногой колотит в дверь?» —
«Никто! — Я прогоню тебя. Клубника.
Клубника, ну конечно. — Горемыка
какой-то просит хлеба!» Что теперь…
к Лилит вернуться… Только ты опять
под дверью и влечёшь: «Я вся в клубнике».
«Никто!» Я прогоню Лилит. Мне дико,
что я творю с Лилит, но не прогнать
её я не могу. В клубнике! вся…
Столкнётесь в коридоре: «Вся в клубнике, —
Лилит не промолчит. — На холодрыге
стоит в клубнике вся, грехом сквозя…»
вся будешь перемазана, нагрянув
ко мне в татарский час, когда с экранов
зеркал и окон отсверк наготы
слепит? Лилит, пришедшая на пять
минут… часов… дотоле, спросит: «Кто там
ломает нашу дверь, мешая пóтом
нам изойти, мне залететь опять,
тебе — смущаясь, повторять: “ты что?
откуда ты взяла?” и слово “дети”
обсасывать на все лады в мотете
“Не обращай внимания: никто”…
Так кто же там ногой колотит в дверь?» —
«Никто! — Я прогоню тебя. Клубника.
Клубника, ну конечно. — Горемыка
какой-то просит хлеба!» Что теперь…
к Лилит вернуться… Только ты опять
под дверью и влечёшь: «Я вся в клубнике».
«Никто!» Я прогоню Лилит. Мне дико,
что я творю с Лилит, но не прогнать
её я не могу. В клубнике! вся…
Столкнётесь в коридоре: «Вся в клубнике, —
Лилит не промолчит. — На холодрыге
стоит в клубнике вся, грехом сквозя…»