Диктант номер четыре (790 слов)

Ну и ладно, он всё равно был жидким, потому что его приготовила машина… Голос подземного диктора вернул её в вагон. «Что это он сказал? — забеспокоилась она, дёрнувшись к соседке. — Откуда это? Почему мне знакома эта фраза?» «Танковые диктанты — а под всякой машиной таится танк, — самые трудные, — ответила та, закатив глаза. — Сплошные “жи–ши”. Кумулятивный противоэффект уже при вторичном словоупотреблении…»

Ну конечно же! Танковые диктанты. Они возвратились. Тут она засомневалась: как лучше-то? «Они возвратились» или «хоть они возвратились»? А может, «только не они» или «пошли они на»? Что же дальше? Неужели флотские и ракетно-космические?.. Вспомнив, сколь позорной была её вчерашняя промашка с простейшим топонимом «Тируванантапурам» (БГ, как обычно, мурлыкал в наушниках, а она, как всегда, строчила вслед за ним), она изо всей злости заглянула в глаза раскорячившемуся напротив танкисту, словно спрашивала у него: ну и как, доверяют ли вам с вашей ненавистью к несклоняемым существительным хотя бы пулемёт?

Военный снял шлемофон, оказавшись волнительно кудрявым высоким и стройным шатеном (стройность и рост в её мировосприятии прилагались к мужественному лицу и к лишающим покоя волосам априори), смахнул со лба пот, подозрительно огляделся — будто проверял, а выделяют ли его из толпы, — и подмигнул ей. «Пишешь? — заорал он, и одна половина вагона вытащила из ушей наушники, а другая оторвала себя от гаджетов. — Грамотная? И подчерк красивый!» Он так и сказал — с этой невыносимой «д». Она покраснела. Танкист же, почти ударившись головой о потолок («Высокий и стройный, как и думалось», — отметила она), поднял её соседку, посадил на своё место, а сам плюхнулся рядом с ней. «Подтянешь меня?» — спросил он, усмехаясь. Вырвав из блокнота листок, она написала на нём крупными печатными буквами: «С УДОВОЛЬСТВИЕМ» и показала это решительное заявление о намерениях сначала вагону — и тот, кривя в улыбке коллективный рот, занялся своими делами, а потом танкисту, или кто он там был — может, лётчик?..

Нет, танкист. Отныне, выходя нá люди, она осматривала и обнюхивала себя с особой тщательностью — от него вечно оставались следы: тавот на щеке, масло на плечах, и этот странный («Что если пороховой?») запах, впитанный от его комбеза, — словно старлей безостановочно стрелял, а не писал диктанты. А ещё он почему-то всё время рвал ей что-нибудь. Чудовищно неуклюжий. Если забыть рабоче-крестьянские «подчерк», «звóнит» и, понятно, «пóльта», говорил он сносно — обтёрся, бойцы у него были городские; лишь ночью, во сне, он вдруг выдавал такое, что она отказывалась понимать, и хотя записывала за ним эти перлы, ему показывать их не решалась. «Бронелобые контрабасы щемят [матерно] стоя». Вот что бы это значило?! Да нет, он, право же, был ничего, даже рос, и быстро, говорила она себе. Добрый и заботливый. Вдруг взялся читать Хемингуэя (которого она, к слову, не терпела): завтракал, заглядывал в промасленную книжку, шевелил за строчками губами, а она гладила его по спине… Хороший.

Да, диктанты! Танковые войска, как он скоренько ей объяснил, понизив свои хриплые громы и молнии до робкого дыхания, «рулят невероятно», «новая типа доктрина», «батя, не наш, а главный, разобрался», «какие, на фиг, ракеты», и ему, чтобы последовательно «пересесть из танка-сопровождения в танк-разведчик, а потом в танк-прорыва, а то и танк-истребитель», надо «написать хотя бы на “тройку”». Лапша, конечно, на уши; просто «любовь с первого взгляда», но ведь о «танковых диктантах» треплются даже по ТВ, а значит, что-то такое и впрямь происходит…

И она диктовала — а он, то и дело оттопыривая губы («Ну же, вот он, я») и руки («Ну где ты, дай я тебя…»), натужно, словно у него были переломаны все пальцы, писал. Нет, не писал — карябал. Тексты были какие-то старорежимные, и она всё время переспрашивала — просто любопытничала, книгочейка же, «не фемина ты — эрудитка»: «А почему колпак не бешеный, а башенный? Он же, как следует из диктанта, совершенно сумасшедший…», «А почему смотровая щель — щель? Она, что же, действительно прорезь? И что вы в ней видите? А узкие окопы, отчего они тоже “щели”?..», «А почему танк-паровоз…» «Вот тут баста! — укорачивал он её. — Это не по нашей части. Паровозы какие-то. Да у нас, если хочешь знать…»

Секунду, почтенная публика! Важная эсэмэска, от анонима, но не прочитать не могу: «Это что же, вот так и фигачить: “пóльта”, “подчерк”?! Может, вы ещё и матерные слова начнёте диктовать?..» Гм-м-м… А ниже ещё бóльший вздор. Экая 150-знаковая глубина мысли… Господа, профессора! Да, вот так, пардон, и фигачить. Из высокохудожественного произведения слова не выкинешь, как говорится. И, да, только что прозвучавшая реплика тоже относилась к диктанту. Сожалею, что вы этого не поняли. Я, собственно, закругляюсь. Вся эта ремарка — ах! — тоже диктант. Итак:

Он пропал через неделю, когда наконец-то получил за диктант три балла. Ни записки, ни звонка, ни эсэмэски. Его полк был уже в Дели, о чём, она, сорвавшаяся туда на третий день войны, конечно, не знала. На подходе к индийской столице танк-истребитель гвардии старшего лейтенанта Дурново давил нездешних дамочек в кашне, как тараканов. Лицо одной из них показалось ему знакомым. «Ну какие щели, глупышка, сейчас всё на мониторах», — вспомнил он.