«Рвотный», — дóхали в спину сыро,
передние из красного вынимая;
уходя, бросал через погон: «Сыра»,
улыбнись, короче. Сажéнь косая
в четырёх звёздах, «для вас с неба», —
не промахнёшься, кóли штыками
еле живые, устало, а не свирепо, —
вот зачем ему было спать с нами?
Отворачивался, правда, не очень часто:
при параде девятого на параде
били ноги ещё по насту,
и пинали не спереди же — сзади,
и затаптывали, как слоны тигра,
чеканя шаг, пока батю не выносили
с трибуны за обшлагá и голые икры
подкошенного праздничными промилле.
А о прочем известно: щели и дыры.
Не снигирь, никак нет, затыкал нами,
мясом, высóты и лакомые пунктиры
между пространствами и временами:
не Измаил брать — пальнул, и нету,
и ночь в пятиугольных звёздах болтала:
«Упал, как намоченный, — по Интернету, —
и чего ему, животному, не хватало :-)».
Ах, да, спрашивали — отвечаем, о смерти:
жёны его, весёлые, а сами в сединах,
и пацаны его, рослые, злые как черти,
однажды стреляющие нам в спину. 
