Заботливый, как нож перед ударом
(а может, я забылся, и бифштекс
иначе добывают, и рефлекс
на мёртвый взгляд убивца в сухопаром
телке под током не горит, а тлеет?),
заботливый, как белые глаза
забойщика (похмельная слеза,
кирза, слова «чего, дурак, филею
уже не больно, и учёный мáни
Ом пáдме хум сейчас всё объяснит»),
заботливый, короче, ледовит:
был в облаках вчера, с утра в тумане
(буквально: соблазнял по переписке),
но вот открылся и, сверкая льдом,
зовёт любить и пользовать пупом
за метром метр, и, стоя на огрызке,
на контрфорсе, кажется, что близки,
интим фатален, правда, бастион,
что сколь отвесен, столь посеребрён?
Но переливы льда — как астериски:
*Я гол, осклизл. **Я именно та дева,
которая не даст. ***А может, вниз?
Там точно не дадут, когда на бис
вас, отыскав, пристроят для согрева —
не хоронить же снег — на солнцепёке…
Два пятнышка цветных перед стеной,
им загорелось в небо, и виной —
ч/б-стена во льдах, и в безнадёге
примету видят божие коровки,
знак — добрый, без сомнения. И та,
что красная, начав подъём, «айда»
твердит лазурной недурной сноровкой. 
