Не в одиночестве, но зычная — пустая,
пустая, но жилая, просто все
утискались в большой, — ремонт сметает
всё на своём пути, и в бирюзе
окна, особенно чувствительного в марте,
посверкивает крыльями грачей
далёкий полдень, в чьём-то перикарде
забилось сердце: славный книгочей,
я думаю, похожий, коль худышка,
на внучку внучки девочки моей,
ладонью на затылке треплет стрижку
под мальчика, кричит: «Сюда скорей!»
и набежавшим выпевает звонко
(такое эхо! — и она, юла,
всё утро забегала и веронку,
Джульетту, примеряла — и цвела):
Да знаю я, чтó это: похоронка,
под старыми обоями строфа
на русском (он ещё в ходу?) «вдогонку»
давнишней смерти через век (нет? два?).
Я точно умер :-)? Чёрт. Надеюсь, в спешке.
А карлик сдох? Сенатская была ль?
Читают ли меня (читать с усмешкой!)?
Ты кто, мой пра, напавший на скрижаль :-)? 
