Пузырёк мелеет, и чернила
пропускают в слове «тёмно-синий»
тьму: рука, которая синила
дóтемна полуночные сини
и глаза, искавшие Плеяды,
пляшет под дуду двуцветной дрожи:
дева и Стожары цветом смяты,
смотрят чуждо: бледно, непохоже.
У пера нет пропуска на крышу,
и оно обмакивает кончик
в разное чернеющее: мыши,
пролетая, ойкают; оконщик
спящий говорит, что раным-рано
только пробуди́тся и, быть может,
если вдруг прорежется сопрано
в просьбе, встанет, выйдет и умножит
свет-и-тьму; сутулятся потёмки,
вперив тусклость в её светлость рампу.
Лампы! На столах нескладны, ломки.
Блёкнет строчка под настольной лампой.
Вот и всё: Волосожáры с Ррриткой!
смотрят друг на друга тёмной ночью
ясным, по линеечке, по нитке
почерком в чернильном средоточье.