Две челюсти* буланого ребёнка,
который, сволочь, не давал считать
ворон-и-галок, замечая тонко:
«Я — и-го-гó!», что радовало мать,
и та швырялась деткой ещё выше,
планёрный век — планёрные сердца,
растягивались, в воздухе повисши,
в законченном оранье жеребца.
Мы счёт вели броскам, мы предвкушали,
что на шестом хотя бы всё замрёт:
малец, минуя руки, по нормали,
наверняка чтоб, рухнет, и черёд
ловить и тискать сменится минуткой
прискорбия над тушкой, тишина
позволит отдышаться самокруткой,
и мы, переглянувшись, «жизнь нежна»,
заметим в голос. Но сия мамаша
сие исчадие не думала ронять:
шестой полёт закончился, и даже
начался новый, розовая прядь
почти касалась облака, а ножки
барахтались, взбивая высоту,
а мы, наоборот, лежали в лёжку,
от смеха корчась, трудностей ввиду:
забыли, что идёт! Семь или восемь!
После шести! — Кто хочешь пропадёт.
Но тут отродье головою оземь,
сломав все челюсти. И мы скруглили счёт. 
* «Сонет»: Удивительный случай случился со мной: я вдруг забыл, что идёт раньше — 7 или 8. Я отправился к соседям и спросил их, что они думают по этому поводу…
