Мордой в снег высыпали из баржи гордые.
Из тепла вылезли: столько рек вповалку
убавляющейся, впрочем, но когортою
отщепенцев, изменников. Как подарку,
нордом на минусе радовались: гоголем
выступали, заходились с кровью. Сосны
втихомолку валили смекалкой. «Окаем? —
переспрашивали. — Северá же». Постно
жили кипятком, хвоей пареной. Выжили.
Без гвоздя, омлетов, на пару́ пердячем
Холодлаг срубили — но остались рыжими:
веселили почтенных ещё ходячих:
«Эй. Кто-нибудь. Приведите волков и́з лесу.
Разбежимся же без. А с охраной — ой ли».
Заходились в лицо ветреному минусу:
«В никуда, гордые, из такого стойла?!»
Из тепла вылезли: столько рек вповалку
убавляющейся, впрочем, но когортою
отщепенцев, изменников. Как подарку,
нордом на минусе радовались: гоголем
выступали, заходились с кровью. Сосны
втихомолку валили смекалкой. «Окаем? —
переспрашивали. — Северá же». Постно
жили кипятком, хвоей пареной. Выжили.
Без гвоздя, омлетов, на пару́ пердячем
Холодлаг срубили — но остались рыжими:
веселили почтенных ещё ходячих:
«Эй. Кто-нибудь. Приведите волков и́з лесу.
Разбежимся же без. А с охраной — ой ли».
Заходились в лицо ветреному минусу:
«В никуда, гордые, из такого стойла?!»
