Памяти Алексея Петровича Цветкова
Вдруг засмуглеет лампочка, в чьей глуби
заверещит накаливанья нить,
и телефон обмолвится, но в глуме
знакомый голос припугнёт: «Пуржить».
Навал, верченье заведутся, будто
полгода отболели, тут же. И́
шмели уснут в полёте, самосуда
бурана не заметив, как мужи
полярные, на распрекрасной форме
из льда и геометрии. И ты,
изъяв их из шуршанья снега-в-шторме,
предашь намёту, тишине беды.
И только тут увидишь, что разута, —
и по щекам, и по щекам меня
с упрёком: «В никуда из ниоткуда
ты не уйдёшь». И холод, хороня
меня с оркестром, пышно, пошлым маршем
подавится. И ты прикрикнешь: «Грей».
И с телефона вновь сорвётся: «С старшим
не спорь. Я всё. Согрей же её. Эй».
