И я был гренадёром и подонком:
хорошей, что заскакивала в тонком
уме и воспитании, в небрежном —
сквозистом — одеянии, черешням
в апреле зеленеющем под стать,
дверь заслонял полуторным Иваном,
смутившимися шпорами, как знать,
искря бенгальски в этом вдруг романном
.
событии, не предлагая чая,
к окну её, к окну её смещая,
тесня её к пронзительному свету,
и на просвет рассматривал в лорнета
глазастый окуляр: вскользь на лицо —
и полувечность взгляда на колени
изысканной одной: «Так вот, о плене:
в моём плену — и брать меня в кольцо?»
хорошей, что заскакивала в тонком
уме и воспитании, в небрежном —
сквозистом — одеянии, черешням
в апреле зеленеющем под стать,
дверь заслонял полуторным Иваном,
смутившимися шпорами, как знать,
искря бенгальски в этом вдруг романном
.
событии, не предлагая чая,
к окну её, к окну её смещая,
тесня её к пронзительному свету,
и на просвет рассматривал в лорнета
глазастый окуляр: вскользь на лицо —
и полувечность взгляда на колени
изысканной одной: «Так вот, о плене:
в моём плену — и брать меня в кольцо?»
