Свет Сергеич

На конечной, в Серпухове, был
принят в одном доме за другого,
ел картошку жареную, пил
самогон картофельный; алькова
не было в Заборьинском раю,
но и без него спалось с хозяйкой
сладко, даже слишком; говорю
же, язык отбил, твердя: «Не айкай;
вот смотаюсь навсегда, и ты
сразу поседеешь, восхищенье
сменится унынием, цветы
в палисаде вымрут, струйной сенью
вымоченные до нитки, как
голова не тёзки грибоеда,
вот зачем ты, дева, как дурак,
привязалась, любишь, это…» «Это… —
отвечала детская моя, —
что хочу спросить-то: снова били,
Сашка свет Сергеич?» Бытия
радости увечились о были
о народе, спящем в поездах, —
отвечал всю правду: снова били.
Плакала страницах на трёхстах,
блюдца била, грезила о билле
«О неизбиении (меня),
если (я читаю) в электричке…»
Так негодовала (я — свинья,
а не сволочь с крылышками птички)!
(…)
И биточки с луком подала.
«Неужели ты читал не очень?» —
«Думаешь, читал спустя крылá?» —
«Ты так не умеешь! Ты заточен
так читать, что девушки ревут!» —
«Промолчу». — «А свежее читáл им?
“Узника” читал им? “Узник” крут!»
«Эту дрянь? Я лучше пешедралом…»