Под дождь в невероятно апельсинном
её тревожно было отпускать:
что если морякам и бригантинам
пригля́нешься такой, робела мать,
будь бережна с людьми уже в походке,
во взглядах, смехе, даже тишине, —
сквозь проливной рукой на подбородке
легко остаться, и в чужой стране
очнуться от чужой любви однажды,
а жизнь сквозь пальцы, и одна лишь дочь
напоминает: до её пропажи
промокшим утром, утекая прочь
в плаще до невозможности багряном,
голубоглазый не смотрел назад,
о доме плакала уже за океаном,
но написать сначала невдогад,
а после было больно и зазорно…
Дочь ускользала в морось, и «да, мам»
успело до вытья туманных горнов:
суда кричали об опасности судам. 
