По осени достанет пчёл дремота:
рой, остановленный дождливою рукой,
карманы вывернет, но ни рубля, ни мёда,
спасённого за заспанной щекой,
не выпадет, не изольётся перед
той, что готовит долгую постель
и даже утреннику до конца не верит,
пока он солнечный, и, если б не метель,
всё клянчила б у звёздочки запавшей
тепла во взгляде и гнала бы вон —
на поиски почтенных пострадавших —
цветов и трав, а вдруг кто пощажён;
сто проб, сто огорчительных ошибок —
и пчёлам больно, и она в слезах, —
но кóлется ещё: а ну как зыбок
упрямый шёпот, что тепло в бегах,
в тепле и лености, поманенное югом;
а тут с утра вспуржило строго: «Брысь!
Да спите ж вы, жужжащие зверюги!»
И осени, участливо: «Уймись». 
