Стюардессы спят с пилотами, забывая имена:
вылетали даже Лоттами, приземляясь уже на
вьюжный шарик возле Сызрани, целовали за Инесс;
вот поди такую вырони — коль ласкает до чудес.
Впрочем, проводницы побоку! Это лишняя строфа —
как наживка, лишь бы к облаку, нá борт, взяли однова.
Так низка, строга инструкция: «…никаких в полёте драк»,
что выкидываешь куцее: сразу в челюсть: «Пастернак», —
признаёшься Жаннам сдержанно и читаешь из себя;
над Атлантикой приверженки подступают, голубя:
«И про клён опавший хочется! И собачку с кличкой Джим!
Я, Серёж, почти что лётчица! А давайте воспарим!»
Счастье: пáдки девы с крыльями на стихийного меня.
Зря: пилоты камарильями налетают, и возня
ревность их профнепригодную вымещает во двери:
«Капитан, он земноводное! В океане впредь искри. —
И берут под белы рученьки, сожалея под конец: —
Извини, порвали брючины». Хорошо, что я пловец…
Стюардессы спят с пилотами, те — с собой наедине,
одиночество — изводами, лишь поэты — на волне. 
