Рассада слов вскипает на окне,
за талым всем увидев небреженье:
зазеленеть печатною саженью —
и быть никем, а не на полотне
«Вдруг взмокший ветер бьётся о стекло, придуманное, чтобы увеличить детали происшествия “тепло уже пришло, им увлеченья причет всё звонче в воздухе, которому пора выгуливать забывших на диване себя особенных и не позавчера, а с осени, когда не в сарафане, но в плащике до нитки не пришла та, что за дéнь до пресно написала: «Отныне сам. И в бой, и со стола. Я — чемодан, достойный морвокзала»”, и, форточку взломав, заботит пса: тот чувствует желание носиться, кусать ворон, а плача железа, подсохнув, не туманит роговицу присмотром за спокойным, будто лень, поэтом, у которого дыханье ещё вчера отбрасывало тень слов, утаённых глохнущей гортанью, а прочие он высадил на днях — апрелю (миртрудмаю, мать) навстречу, — они мешали, и не в мелочах: себя лишу себя, лишившись речи»
?! Слов этих всходы, зеленéй лоза,
тихоня от рождения до чуда —
а может, это сон или простуда?
язык и речь и сами чудеса, —
глядятся в его пыльные глаза.
Но видят только ветра голоса. 
