Ненавижу машины, но они, когда сонны дороги, шуршат,
забираясь в октябрь, в его умысел: лист из корзины,
липе больше не нужный, твоею ногой вперекат
гнать по уличной шерсти и против, ночные вирируя длины
своим цветом и звуком: шуршанье листвы как процесс
разбегания в стороны глаз: отводил, отводила, смотрели
даже если в глаза и светясь, получалось, что чрез:
«Что опять там, за мной?» — И долой с плеч роняла бретели,
потому что тела ещё ныли и губы могли койко-день,
а октябрь был сухим, шелестел и врезался во память.
Шорох майской дороги под утро, когда полутень
о колёсах скользит, поднимает, вгоняя в осеннюю зáметь.
Край чужого пространства далёк — но в нём ты
(время побоку, номер в подкорке, простое движенье):
«Ненавижу машины, но они по ночам…» И с твоей широты
сквозь шумы и слова «это ты? это ты!» набегает смятенье. 
