В ряд камни выложил — а ни на шаг. Не сразу,
не все покой исправили на рысь,
лишь тени суетились на вполглаза
дремавших спинах кварцев: опершись
на локоть, видел, как на крыше рядом
дубок втянулся в небо, но стена
осыпалась, и кроны тень в измятом,
вдруг поредевшем слепке из пятна
зелёного ещё, уже густого
сошла на нет (а кто бы не сбежал?);
а ровно в полдень отдавал швартовы —
и карий оникс западал в аврал
войны тысячелетней или дружбы, —
корабль сидельцев с Глизе шесть-шесть-семь,
и зори канонадные снаружи
тонули в халцедоне, вязли… Сень,
пристанище, гнездо, жильё и угол
перемещений вкопанных камней
нашлись в зрачках у пса, когда баюкал,
себя прижав, и хлопаньем очей
внушал пространству: погоди ж немного,
всего-то жизнь пройдёт, и я тебе…
Кровинка, пёс, то дряхлый, колченогий,
то юный, вёрткий, то беда, ЧП,
то флегма, то она, то бордер-колли,
то сенбернар, то Гильденстерн восьмой,
то энный Розенкранц, то перец с солью,
то арлекин, то лисий хвост, то хвост трубой,
глаз не сводил, когда малыш, от счастья
светясь, собрал их и с собой унёс.
Другое время. Время рыка в пасти
ушло. Спасибо, я всё видел, пёс. 
