Железного дорожника в пурпуровый
вогнать на переезде, хоть прикуривай,
обняв, через табак и шерсть к губам
продравшись, напевать тепло и нежное
и ртом тушить нечаянное «вам
чего?» — а ничего, лишь неизбежное,
постойте смирно, ни черта Москвам
не станется, пока на спад сердечная
беда спешит, а у весны симпатия
назло растёт; а я не обрюхатею,
об этом если вы, мой светофор.
Воспоминаний много ль у дорожника? —
«Состав из мягких весь, а жутко скор,
да ноги чьи-то вкривь, ни подорожником,
ни дратвой не починишь, в кедах, — вздор…» —
Теперь к ним я, железный, осторожненько
примерюсь? Не забудете морозную
одну, что обняла и околёсную
несёт, но искренне? — «Ну что вы, никогда»…
Сегодня же, со всей своей стыдобою
(лишь дотянуться б до родного рта) —
нелепою февральскою амёбою
(и пусть глазам не верят поезда)
сыта по гóрло. И домой потопаю. 
