Пусть

Пусть человек из робы и тавота,
из рук высокой пробы и «пошёл
ты, мастер, на», когда ему охота
вдыхать дымы, ждать выпаденья смол
(в рентгене смóлы, будто на ладони,
а лёгких лошадь — хоть на ипподром:
за нежностью, увидев в махаоне
её, спешил карьером, не шажком,
сродни холмам пологим до полудня
с «куда ты подевался», — всё июль),
беретку снимет, солидола студни
сотрёт со лба и щёк, сведёт на нуль
усердие своё, коль цифру «восемь»
перевалила смена на часах,
распустит косу, бросит локти оземь
и с книжкой непритворною в слезах
(ему, краснея, скажет: может, с речки,
не помню, ветром, что ли, занесло)
его дождётся и его словечки
«хорошая», «нездешняя», «трепло»
(«Я обещал, а получилось вон как:
в пригоршне поршней с припуском беда»)
губами выпьет и прошепчет звонко
на ухо вдохновительное «да»:
точить цилиндры целый день устала —
пусть поршень отдувается теперь,
и если не износит до овала —
не пророню «а ну-ка, поумерь».