Мама, это вряд ли я; а я
привезён в мешке к другой, но славной:
не узнав меня, она бритья
не затеет, скажет: «Ярославной
не рыдаю, а чужак — мой сын,
в пластиковом чёрном детском месте
не перележавший: я седин
в бороде не вижу, значит — ездя
от одной праматери к другой,
он провёл в пути не больше срока.
Что ж вы, падлы, сделали с ним. Ой.
Не рыдаю. Не Путивль — Острóга.
Виновата: мальчик чуть косит
выклеванным глазом в эмпиреи,
а культя настукивает бит
губ о край кувшина Водолея».
(…)
Мама, но и он не я — а я
побежал отсюда, я же юркий,
а они в ружьё и из ружья
в спину. А АК разбей об Урку.
привезён в мешке к другой, но славной:
не узнав меня, она бритья
не затеет, скажет: «Ярославной
не рыдаю, а чужак — мой сын,
в пластиковом чёрном детском месте
не перележавший: я седин
в бороде не вижу, значит — ездя
от одной праматери к другой,
он провёл в пути не больше срока.
Что ж вы, падлы, сделали с ним. Ой.
Не рыдаю. Не Путивль — Острóга.
Виновата: мальчик чуть косит
выклеванным глазом в эмпиреи,
а культя настукивает бит
губ о край кувшина Водолея».
(…)
Мама, но и он не я — а я
побежал отсюда, я же юркий,
а они в ружьё и из ружья
в спину. А АК разбей об Урку.
