Чёрную речку не дано перепрыгнуть никогда, нигде и никому, но в это утро, в этом не самом узком месте он сумел: вдруг побежал, побежал, ещё не понимая, зачем, вдруг увидел воду — и вдруг взвился; в воздухе подумал: «А не кувырнуться ли на всём лету?», но было поздно: ноги чуть не по колени вошли в другой берег. Очень болотисто было в том месте в тот день возле Чёрной. «Ну и зачем перелетал?»
.
А затем что не мог иначе, не мог вброд: N, княгиня, безупречное создание, ангел, гений, образец, давеча повела ручкой, летуче указав пальчиком на левую бровь, которой повела раз, другой. А ввечеру был нарочный с письмом с одним лишь словом: «Завтра».
.
И когда же, моя хорошая? К обеду быть? заглянуть на ночь глядя? Ну уж нет: буду под дверью с самого раннего утра, пусть даже спит ещё, — и нагло останусь на всё завтра, ибо завтра — это надолго, это целый день. «Завтра». Какое волшебное слово.
Перелетел Чёрную, отряхнулся и дальше, крылышкуя, понёсся.
.
«Чаем, чаем, — всплеснула она руками, увидев его мокрое чёрнозаморашество, — чаем отпаивать. Осень, Сашенька, простуды». Ласково отпаивала с медами, а он шуйцей наигрывал под её юбками вальсок «Изящные очертания безукоризненной». Говорил глупости, а она им смеялась: «Убью князя на дуэли, сбежим в Вильну, обвенчаемся по их обряду, а?» — «Отчего же в Вильну?» — «Там Мицкевич». — «Не слышала».
Раз, два, три. Раз-два-три.
«А это что у нас?» — «А это у нас vulva». — «Не слышал. Прежде не притрагивался».
Раз-два-три. Раз, два, три.
«А это у нас что?» — «А это у нас φαλλός». — «Что-то греческое, высокое?» — «Без всяких сомнений, княгиня». — «Удивительное. Непроизносимое. Невиданное. И фу-какое, когда вы назойливы с ним. Нельзя, несносный. Не сейчас. Не сегодня. Может быть, вообще никогда». — «Как вы можете говорить такое с сухими глазами?..» — ошарашенно спрашивал он — и продолжал говорить, говорить, говорить, чтобы она расплакалась.
Раз, два, три. Раз-два-три.
.
Беспомощное, глупое, дилетантское «но тут вернулся князь (“Князь, я не ждала вас сегодня”. — “Сам не ожидал: возвратился с полдороги, ибо соскучился”. — “Как же я рада этому”. — “А чья это шляпа висит у нас в прихожей?” — “Ой, это, наверное, гостя. Неужели забыл… Вот растяпа. Сейчас же отправлю к нему человека. На улице холодно, а он склонен к простудам”. — ”И кто же это? Юнец, ваш птенчик, ваша ручная обезьянка?” — ”Да, если вам так угодно называть даровитого юношу”. — ”И чем же вы занимались?” — “Я учила его печь блины. И у него прекрасно получалось. При этом он, весь в муке, тесте, читал мне свои премилые вещички. Ещё не Гаврила, но и уже не Анька Бунина”)», безусловно, ещё будет в этой истории. Как и скрежетание маленькими кариесными зубами: «Итак, решено: я застрелю его на дуэли. “Ручная обезьянка”, ну надо же…». Будет, но не в нашем точёном рассказе.
.
Легенда гласит, что князь не выходил из дому семь дней и ночей, и всё это время наш полуодетый герой провёл в кладовой в углу для прислуги среди яблок, солений и ржаной муки, которые стали его лучшими друзьями. Пить ему тайно приносили, и не всегда воду; даже первым со вторым кормили; но ходить в бочку он отказался на третий раз, и с тех пор, все семь дней по ночам выбирался или на двор, или к переполненному княжескому горшку, что забавляло его невероятно. Говорят, он даже написал об этом, но выдающиеся иронико-гомерические строчки сгорели при энном пожаре в Военно-топографическом депо на 2-й, гм, Бауманской. Само собой, педалирует легенда, княгиня N то и дело заскакивала к нему, чтобы. Вот в это верим всем сердцем. Иначе и быть не могло. Перелетел бы он через паскудную Чёрную речку, если б этих заскакиваний и заглядываний не было? — Да с чего бы.
.
Полицейское досье (документ, между прочим) с легендой не вяжется вовсе: он провёл на «нелегальном положении» в доме князя N не семь дней, но две с лишним недели, до первого снега. Когда девки закричали: «Барыня, боженьки, ночью были снеги; гляньте, сколько насыпало», он выбежал на двор и упал лицом в первый сугроб. Тут князь его и.
То же досье впервые с полицейской точностью и дотошностью сообщает нам о цвете его волос, глаз и росте, что, согласитесь, всегда было мучительной загадкой, прилагая к её разрешению несколько отменных дагерротипов.
.
«Цвет глаз: зелёный; ближе к цвету осины, чем к цвету водяного кресса».
«Цвет волос: натуральный блондин, какими обычно бывают чухонцы; ближе к цвету волос веси, чем вепсов».
«Рост: 2 арш. 12 1⁄3 верш.», а это, между прочим, 197 см (!). Сто девяносто семь сантиметров, господа. Вопреки всем бла-бла-свидетельствам. Невероятнейшая по тем временам дылда! Что это? «Эфиопская» кровь?..
Впрочем, разве не о том же говорят эти три полицейских дагерротипа?
Журнал Slaviç Review считает эту баскетбольную лихву истинной.
И мне, карлику рядом с ним, так кажется.
Даже Осип с Иосифом, словно сговорившись, постоянно строчили, насколько он был велик. Сами гренадеры, а.
.
Далее досье свидетельствует: «При опросе Его Высочество князь N заявил, что, имея на то основания в виде подозрений и странных новых запахов в доме и от жены, Его Высочества княгини N, он неоднократно приводил в дом дворовых псов, чтобы они установили источник его недоумений, но Зверь и Сволочь только улыбались. По словам Его Высочества, “собаки юнцу благоволили”. Людьми князя было показано, что пойманный прикармливал дворовых собак полгода, что, конечно, запало им, собакам, в их наивные животные души».
.
(Вы же помните, что именно в это время его неожиданно сослали к чёрту на кулички, о причинах чего -истика тоскливо, но до крови спорит вот уже два века.)
.
И: почему через на двадцать один день больший, чем обычно, срок у N, княгини, родилась тройня (!!) (о судьбе которой не только -истика, но и мы ничегошеньки, увы, не знаем, хотя всем горячим сердцем верим, что по любви бывают только замечательные дети. Это, к слову, мы считаем неопровержимым фактом — исходя из собственного богатого опыта)?
.
Да потому. 
