дурак, дурак, какой же ты дурак!..»

Сегодня уезжает. Без меня.
Я мог бы в чемодане, но не лезу:
боюсь я в нём, а также: колготня
снаружи устрашит, и энурезу
тогда не просто быть — преуспевать.
А также: понедельники в багажном
да убоятся и да унывать
как примутся, — и как мы им докажем,
что я внутри не зверь, а лишь ворчу?
А также: это цоканье по шпалам —
с ума сведёт: и как я к Кивачу
припадочным, в настрое небывалом
помчусь, чтобы с алмазною горой
вниз ссыпаться! А также: это брáшно —
яйцо вкрутую с солью и водой
титановой, пылающей — так страшно,
что лучше сразу с язвой кротко слечь:
не стол — а корм скоту… Ну нет: скотина
уж лучше на цепи семь дней без греч.
Τζατζίκι перебьётся, да, Марррина?
Перекушу запиской о цепи
(«Цепь только на бумаге, собачара»)
и выпью весь крюшон. А ты груби
потом мне от любви: «Я соскучала,