Их тридцать три; последняя строчнáя
своеобычней гордой прописной:
склонившись над, вживаясь и вникая,
вдыхает дни во всё, что за спиной,
не зная её взгляда, убывает и вскóре
(оглянитесь!) стáтью в лёд
пойдёт, нет, понесётся, и в заторе
и вас, возможно, в камень перетрёт;
я, отвернувшись, замечал, ей-богу,
как ты морщинам отдаёшь лицо:
их трещинки сначала неглубóко,
потом натренированной трусцой
кривят насквозь, пока ты в отраженье
не передёрнешься от холода извне
и, оседая, не увязнешь тенью
в густеющей напрасной мертвизне;
наперекор спине, под тёплым взглядом
снег хлопьями, хоть в молоко, спешит,
а над Коннектикутом ястреб, и Плеяды
над Подмосковьем выправляют быт,
у всякой, даже незнакомой, дамы
за пазухой желательный рельеф
и сердце не чужое — как у мамы,
и речь — стихи, а может, и припев;
и… Отмахнитесь-ка, и в зеркало ещё раз:
Заметили? — И вы уже старик,
и брошенный запечатлённый образ,
остановившись, выцвел и поник;
бесчувствие продлится — и ни снега,
ни ёлки, ни весны на Рождество.
Что происходит за спиной у печенега?
Утрата. Боль. Не происходит ничего. 
