…Над элевацией работала, как швейная:
разбег строчила, чтобы взмыв кружил,
но отступалась плоская вселенная,
тащила вниз, а может, это крыл,
рук то есть, ног, отчаянья с умением,
недоставало, и, перелетев,
она с собой за малость рассечения
не говорила, в сердце пряча гнев,
и оттого намеченные пропасти
не становились уже, а прыжок
не мог быть хуже, а иначе в робости
себя корила б — это ль не заскок!
И, подсмотрев у самолётов оперение,
у пчёл — усердие до ветхости крыла,
у Павловой — распластанность парения,
у воздуха — величину угла,
она, любимица, решилась на [название
расщелины, её размеры (с глубиной!)],
а мы, ничтожества, закатим ей прощание:
упьёмся гордо в дым за упокой. 
