Пьём, пили, пить! Один приходит с чаем,
другой приносит мёд и разговор,
а третий собирает их трамваем —
и к первому, в его сосновый бор,
пьём, пили, пить, в июль и лучший полдень,
в «назавтра будет завтра, а сперва…»
придирчиво везёт и тем угоден,
что сразу не пускает номер два,
пьём, пили, пить, тот со столом ни в двери
не лезет, ни в окно (не хочет сам),
но, согласившись с ужасом потери
(как без стола!), поближе к небесам,
пьём, пили, пить, на крыше всем на зависть
трубит: ого, мы прёмся квасить чай!
Первейший отвечает за шершавость —
занозы чая, даже нагоняй,
пьём, пили, пить, когда нехватка шишек,
чтоб раскалить питейный самовар, —
его печаль; он не допустит вспышек
небрежности и тихости гитар,
пьём, пили, пить, набравшихся осудит
на час без чая, тут же, за столом,
их посреди утехи и посуды
устроит спать, «а сам чтоб шепотком»;
пьём, пили, пить, о третий, зверь погоды:
что если Африка, жарища разлита? —
Он выцыганит ливень у природы —
хоть раз продрогнуть, выпивши, — мечта;
пьём, пили, пить, пока ещё тверёзый,
наш номер два без спросу на стихи
да перейдёт-ка, — и заткнётся проза,
и ягоды черники столь тихи,
пьём, пили, пить, как и маслята, станут,
что не сыскать и не разинуть рта,
а тот, который вышеупомянут,
наоборот, взорвёт как никогда,
пьём, пили, пить, чудить, тужить, да с пеной,
ему приспичит — он и сотворит:
повесится на мачте корабельной,
глаза повылезают из орбит…
Пьём, пили, пить, его, наверно, снимут
и рёбра посчитают — чтобы знал,
а там примчатся жёны… Свежевымыт,
второй оскалится: отцовский ритуал. 
